Человек: 1. Теория большого надувательства - Олег Мухин

Неожиданно бомба упёрлась во что-то твёрдое. «Неужели тупик?» – подумал Саймон. Действительно, глухая стена встала на пути. Однако стена эта была особенная. Кроме того, что она, как все стены в «преисподней», тускло светилась изнутри, на её

шероховатой поверхности Майкл заметил рисунок. «Не иначе новая пакость Чужака, – подумал Саймон. – Похоже, дальше он меня не пропустит. Конечная остановка. Приехали. Что ж, буду готовить бомбу к взрыву.» Он ещё раз взглянул на рисунок и вдруг увидел такое, что заставило его пока отказаться от этой мысли…

Так, правильно… Шёл я, шёл, а дорожка тянулась и тянулась… И казаться мне стало, что не по дорожке я иду, а по ленте Мёбиуса… Слишком длинная была та дорожка… Да… А когда потолок с полом сходиться начали, понял я, что сейчас какая-то гадость произойдёт… Очередное препятствие Пришелец заготовил… Но нет… Ничего такого… Просто проход сузился… А вот после того, как я ползком пополз, в пыли барахтаясь, тогда и закрутилось… Точно… Смотрю я – впереди что-то темнеется… Поближе подобрался – Майкл… Неподвижно так лежит… Словно аккумулятор у него снова сел… Я его за скафандр схватил и к себе притянул… Глянул сквозь его прозрачный колпак, а внутри – пусто… Думаю, видимо, он через люк, что на спине скафандра имеется, вылез… Так и оказалось… Люк открытый… А впереди стена глухая – тупик сплошной… Задумался я… Куда он мог подеваться?… Может, в ловушку провалился?… Ну и сволочь, этот Пришелец… Майкла вместе с бомбой проглотил!.. Да… Ощупал, значит, я стенки, потолок, пол – ничего подозрительного… Как будто Майкл сюда дополз, упёрся в стенку… И назад задом наперёд потопал… И теперь где-то в Лабиринте опять заблудился… Бред да и только!.. Правильно… А потом присмотрелся повнимательней… На стенке тупиковой узорчик какой-то появился… Матерь божья!.. Свастика паучья!.. Целый орнамент на всю стену… Смотрел я на него, смотрел… И вдруг… Не знаю, как

получилось… Дверь увидел… Дверь в стене… Нормальная такая дверь… С кольцом вместо ручки… Да… Чудеса… А про себя думаю, это Пришелец всё шутки шутит… Ладно… Ох, не хотел я за то колечко браться… Но делать нечего – пришлось… И только

я туда сунулся… Молния голубенькая как шибанёт в меня… Ну я и отключился…

Посредине гигантской квадратной комнаты на чём-то тёмном сидел старик. Старик был совершенно голый. Худое тело его обтягивала дряблая жёлтая кожа. Волосы практически

отсутствовали. Лишь на впалой груди и внизу живота – два островка редковатой седой растительности. Пальцы рук крючковато изгибались. Синие не обстриженные ногти

окаменели. Его лицо избороздили глубокие морщины. Голова была лысая, как бильярдный шар. В перекошенном рту недоставало зубов. Глаза провалились, однако смотрели на Алекса пронзительно и почему-то не мигая, словно гипнотизировали. «Что-то есть в его облике удивительно знакомое, – подумал Алекс, – что-то очень близкое и известное мне, но что это – не могу понять.» Освещение в комнате оставляло желать лучшего. Старика окутывал полумрак.

– Зачем ты убил Хай Фая?… – прохрипел он, а эхо повторило фразу, произнесённую на русском языке.

«Наверняка, голограмма, – подумал Сазонов, – но смотрится здорово. Полный эффект присутствия. Виртуалка. Теперь мне предстоит самое тяжёлое – решить умственные головоломки Пришельца.» А вслух машинально сказал:

– Получилось случайно, я не хотел его убивать.

«…убивать», – повторило эхо.

– …В кого ты превратился? Говоришь об убийстве, как о пустяке, не заслуживающем внимания. Если бы не хотел, не убил бы…

С осмотра старика Алекс перешёл на комнату. С покрытого плесенью и паутиной потолка на коротком шнуре свешивалась электрическая лампочка без абажура. Её стеклянная колба была грязна от пыли.

– Хай Фай сошёл с ума. Он собирался уничтожить человечество.

– …Если ты однажды убил, не остановишься никогда…

Вдоль кирпичной стены справа стояло несколько больших могильных крестов, плотно обмотанных ржавой колючей проволокой. На проволоку были нанизаны окровавленные куски мяса. У оснований крестов лежали кучи человеческого кала. И тут же – лужи какой-то блевотины.

– Это ты довёл Хай Фая до сумасшествия, чтобы чужими руками спровоцировать атомную войну, – сказал Алекс. – А что, всемирный потоп нынче не в моде? Устаревшее средство?… Не я убийца, а ты.

– …Ты даже не знал его настоящего имени. Хай Фай и Великий Китаец были только прозвищами, – отозвался старик.

По каменной стене слева текла вода. Рядом, на полу возвышались груды всякого хлама: изношенная одежда, запиленные долгоиграющие пластинки, окурки от сигар, использованные презервативы с засохшей спермой, пищевые отходы, магнитофонные кассеты, шприцы с иголками, пустые бутылки, порножурналы, мятая туалетная бумага, компакт-диски, разноцветные банкноты.

– Ты убиваешь людей, потому что они абсолютно безнадёжны?

– Они никак не возьмут в толк простую вещь. Есть два варианта: либо они все вместе выживают, либо все вместе умирают. Третьего не дано.

«…Третьего не дано», – повторило эхо.

К задней бетонной стене, исписанной нецензурными словами и разрисованной примитивными изображениями женских и мужских половых органов, были придвинуты десятки кроватей. Красивые обнажённые девушки, сидящие и лежащие на них, призывно махали оттуда руками, строили Алексу глазки, задирали ноги и посылали воздушные поцелуи.

– Что означают все эти символы? – спросил Сазонов.

– Разве ты не догадался? Это твоя душа, – ответил старик.

– Такая мрачная? Неужели нет ни одного светлого пятнышка?

– Вспомни, как ты жил в прошлой жизни и потом, когда снова стал человеком, ты, Хайлэндер, Горец обдолбанный, – старик противно захихикал.

Алекс вдруг с ужасом заметил, что у его шлема отсутствует стекло – лишь острые осколки торчали кое-где.

– Души нет, – сказал он. – Её придумали невежды. Душа это разум. Душа это жизнь.

– Поэтому ты и начал убивать, – у старика в его жутких венозных руках появилась какая-то чёрная штучка. – А было время – в твоей душе росли цветы, всегда светило солнце. Люди исковеркали тебе душу. Иди и убей их, – он всё ещё вертел в руках что-то. – Надеюсь, меня-то ты не убьёшь. Ведь я – это ты.

«…я – это ты», – повторило эхо.

Старик соскочил с того, на чём он сидел, кинул чёрную штучку под ноги Сазонову и, показав на прощание свой отвислый зад и сутулую спину, пошёл, прихрамывая, к кроватям. Оказалось, старик сидел на атомной бомбе, а чёрная штучка была

расплющенным блоком памяти из «чёрного ящика». «Это всё, что осталось от Майкла», – подумал Алекс.

Когда старик поворачивался, Алекс увидел у него на ноге три крупные родинки, расположенные треугольником…

Наваждение. Я предполагал, что встречусь с самим сатаной, со страшным чудовищем, покрытым шипастой кожей, с клыками и когтями, рычащим, готовым в любой момент напасть на меня. Пришелец же выбил из колеи, запутал. Майкла больше нет. И теперь я сам должен решить, что делать… Что делать, что делать?… Я должен выбрать: или мне убить человечество, или Пришельца… Вот она, бомба. К её гладкой поверхности

прилеплен электронный активатор… Я понял. Майкл пронёс его внутри своего скафандра. И чтобы вытащить его, ему пришлось покинуть безопасное место. Почему он снова не влез в скафандр, когда вытащил устройство? Терять было нечего? Пошёл на самоубийство ради людей? Ради Бродяг? Чтобы искупить вину? Чтобы опять не стать исполнителем чужой воли и не устроить апокалипсис в год 1962-й от рождества Христова? От рождества

Христа-2. Шварц тогда прекрасно сыграл роль Иисуса, переместившись до этого в тело огромного детины – на то он и Шварц! – , проповедуя и творя «чудеса». Парадокс. Я должен убить, чтобы предотвратить убийство. Так уже было с Китайцем. А сейчас?… Вот. Шестьдесят секунд и обратный отсчёт… Таймер запущен… Пятьдесят восемь секунд… Может быть, Пришелец умнее?… Может быть, человечество действительно безнадёжно зациклилось?… Сорок три секунды… А он совсем не Пришелец… Просто те, из Ложи, оставили здесь кого-то своего, чтобы добил мертвяка… Тридцать шесть… Точно!.. Им надоело нянчиться с цивилизацией дураков… Двадцать девять… Каждый раз с упорством безумцев повторяющих свои же собственные грандиозные ошибки… Одиннадцать секунд… Может, остановить таймер?… Девять… Ещё не поздно… Шесть… Ещё не поздно… Три… Идиот… Что я делаю?… Один… Всё…

Весна в том году выдалась тёплая. Бывший бас-гитарист группы «Fink Ploy», бывший «сквиз», бывший волынщик при дворе Марритты Железной, бывший шут при короле Рооналде Весельчаке, бывший бунтовщик, революционер, искатель правды всех времён и народов, ныне лидер музыкальной банды под названием «Аммагамма» сидел в плетёном кресле-качалке на веранде своего дома и смотрел на море. Солнце, отражающееся в

ленивых волнах, слепило глаза. Реджинальд Мотерс, многократно менявший своё имя на новое в зависимости от имён прежних владельцев тел, с наслаждением пил крепкий чай с лимоном, размышляя о чём-то своём.